– Я способна на все, лишь бы видеть тебя, – положив свои голые руки ему на плечи, прошептала г-жа Вальтер.

– Значит, решено, – сказал он, – мы друзья, но и только.

– Да, решено, – прошептала она и подставила ему губы. – Еще один поцелуй… последний.

– Нет, – мягко возразил он. – Надо держать свое слово.

Она отвернулась, вытерла слезы и, достав из-за корсажа пакет, перевязанный розовой шелковой лентой, протянула его Дю Руа.

– Возьми. Это твоя доля выигрыша по марокканскому займу. Я так рада, что выиграла это для тебя. Бери же…

Он начал было отказываться:

– Нет, я не возьму этих денег!

Но она вспылила:

– О, теперь это было бы с твоей стороны слишком жестоко! Эти деньги твои, и ничьи больше. Если ты не возьмешь, я выброшу их в мусорный ящик. Но ты не откажешь мне в этом, Жорж. Правда?

Дю Руа взял эту пачку и сунул в карман.

– Пора идти, – заметил он, – ты схватишь воспаление легких.

– Тем лучше! – тихо сказала она. – Ах, если б я могла умереть!

Она припала к его руке, страстно, исступленно, с каким-то отчаянием поцеловала ее и побежала к дому.

Погруженный в раздумье, он медленно двинулся вслед за ней. В оранжерею он вошел, высоко подняв голову, и на губах у него играла улыбка.

Его жены и Лароша здесь уже не было. Толпа редела. Было ясно, что на бал останутся лишь немногие. Вдруг он увидел Сюзанну под руку с сестрой. Они подошли к нему и попросили станцевать с ними первую кадриль вместе с графом де Латур-Ивеленом.

– Это еще кто такой? – спросил он с удивлением.

– Это новый друг моей сестры, – лукаво улыбаясь, ответила Сюзанна.

Роза вспыхнула:

– Как не стыдно, Сюзетта, он столько же мой, сколько и твой!

– Я знаю, что говорю.

Роза рассердилась и ушла.

Дю Руа фамильярно взял Сюзанну под локоть.

– Послушайте, дорогая крошка, – начал он своим медоточивым голосом, – вы считаете меня своим другом?

– Ну, конечно, Милый друг.

– Вы доверяете мне?

– Вполне.

– Помните наш сегодняшний разговор?

– О чем?

– О вашем замужестве, – вернее, о человеке, за которого вы выйдете замуж.

– Да.

– Ну так вот, можете вы мне обещать одну вещь?

– Да. Но что именно?

– Обещайте советоваться со мной, когда кто-нибудь будет просить вашей руки, и, не узнав, как я на это смотрю, никому не давать согласия.

– Хорошо, обещаю.

– И это должно остаться между нами. Ни отцу, ни матери – ни слова.

– Ни слова.

– Клянетесь?

– Клянусь.

С деловым видом к ним подбежал Риваль:

– Мадемуазель, папа зовет вас на бал.

– Идемте, Милый друг, – сказала она.

Но он отказался, – он решил сейчас же уехать, ему хотелось побыть одному и поразмыслить на досуге. Слишком много новых впечатлений запало ему в душу. Он стал искать жену и вскоре нашел ее в буфете, – она сидела с какими-то двумя мужчинами и пила шоколад. Мужа она им представила, но ему не назвала их.

– Поедем? – немного погодя обратился он к ней.

– Как хочешь.

Она взяла его под руку, и они снова прошли через опустевшие залы.

– А где же хозяйка? – спросила она. – Я хотела с ней попрощаться.

– Не стоит. Она начнет уговаривать нас остаться на бал, а с меня довольно.

– Да, ты прав.

Всю дорогу они молчали. Но как только они вошли в спальню, Мадлена, еще не успев снять вуаль, с улыбкой обратилась к нему:

– Ты знаешь, у меня есть для тебя сюрприз.

– Какой еще сюрприз? – огрызнулся Жорж.

– Угадай.

– Не намерен утруждать себя.

– Ну хорошо. Послезавтра первое января.

– Да.

– Теперь самое время новогодних подарков.

– Да.

– Так вот тебе новогодний подарок, – я только что получила его от Лароша.

И она протянула ему маленькую черную коробку, похожую на футляр для золотых вещей.

Дю Руа с равнодушным видом открыл ее и увидел орден Почетного легиона. [90]

Он слегка побледнел, затем, усмехнувшись, сказал:

– Я бы предпочел десять миллионов. А это ему обошлось недорого.

Она ожидала бурных изъявлений восторга, и его холодность возмутила ее:

– Ты стал просто невыносим. Тебе ничем нельзя угодить.

– Этот человек выплачивает свой долг – только и всего, – хладнокровно заметил он. – Он мне еще много должен.

Его тон удивил Мадлену.

– Однако в твои годы и это неплохо, – сказала она.

– Все относительно, – возразил он. – Я мог бы иметь теперь гораздо больше.

Он положил футляр на камин и принялся рассматривать блестящую звезду. Потом закрыл футляр и, пожав плечами, стал раздеваться.

В «Правительственном вестнике» от первого января действительно появилась заметка о том, что публицист г-н Проспер Жорж Дю Руа за выдающиеся заслуги получил звание кавалера ордена Почетного легиона. Его фамилия была напечатана в два слова, и это порадовало Жоржа больше, чем сам орден.

Через час после того, как он прочитал в газете об этом событии, приобретавшем таким образом общественное значение, ему подали записку от г-жи Вальтер: она умоляла его сегодня же прийти к ней с женой обедать и отпраздновать это награждение. Он было поколебался, а затем, бросив в огонь ее письмо, составленное в несколько двусмысленных выражениях, объявил Мадлене:

– Сегодня мы обедаем у Вальтеров.

Это ее удивило.

– Вот как! Ведь ты же сам, по-моему, говорил, что ноги твоей там больше не будет?

– Я передумал, – это все, что она услышала от него в ответ.

Когда они приехали, г-жа Вальтер сидела одна в маленьком будуаре, отведенном для интимных приемов. Она была вся в черном, с напудренными волосами, что очень ей шло. Издали она казалась старой, вблизи – молодой, и для наблюдательного человека это был пленительный обман зрения.

– Вы в трауре? – спросила Мадлена.

– И да и нет, – печально ответила она. – Все мои близкие живы. Но я уже в таком возрасте, когда носят траур по собственной жизни. Сегодня я надела его впервые, чтобы освятить его. Отныне я буду носить его в своем сердце.

«Хватит ли выдержки?» – подумал Дю Руа.

Обед прошел довольно уныло. Только Сюзанна болтала без умолку. Роза казалась чем-то озабоченной. Все горячо поздравляли журналиста.

Вечером все, беседуя между собой, разбрелись по залам и зимнему саду. Дю Руа шел сзади с г-жой Вальтер, она удержала его за руку.

– Послушайте, – тихо сказала она, – я больше ни о чем не буду с вами говорить, никогда… Только приходите ко мне, Жорж. Видите, я уже не говорю вам «ты». Но жить без вас – это выше моих сил, выше моих сил. Это чудовищная пытка. Днем и ночью я чувствую вас, вы всегда у меня перед глазами, я храню ваш образ в своем сердце, в своем теле. Вы точно дали мне какой-то отравы, и она подтачивает меня изнутри. Я больше не могу. Нет. Не могу. Смотрите на меня только как на старуху, – я согласна. Я нарочно напудрила волосы, чтобы вы посмотрели на меня седую, – только приходите, приходите хоть изредка, как друг.

Она сжимала, она стискивала его руку, впиваясь в нее ногтями.

– Это решено, – спокойно заметил он. – Незачем больше об этом говорить. Вы же видите, что я приехал тотчас по получении вашего письма.

Вальтер с дочками и Мадленой шли впереди; около «Иисуса, шествующего по водам» Вальтер остановился и подождал Дю Руа.

– Представьте себе, – сказал он со смехом, – вчера я застал жену перед этой картиной: она стояла на коленях, точно в часовне. Она здесь молилась. Как я хохотал!

– Этот образ Христа спасет мою душу, – уверенно произнесла г-жа Вальтер; в голосе ее слышался тайный восторг. – Всякий раз, когда я смотрю на него, он придает мне силы и бодрости.

Повернувшись лицом к богу, стоявшему на морских волнах, она добавила шепотом:

– Как он прекрасен! Какой страх наводит он на этих людей, и как они любят его! Посмотрите на его голову, на его глаза, – как все в нем просто и вместе с тем сверхъестественно!